Счастливо потянувшись, Амина развернулась к окну – глядя сквозь стекло и счастливо улыбаясь.
А потом вспомнила о том, что есть человек, которого стоит поблагодарить за идею, вернулась к столу, взяла с него телефон, листая телефонную книгу подплыла к окошку, оперлась о раму, прикладывая телефон к уху и слушая длинные гудки.
– Аминушка!!! – голос из далекого далека прозвучал звонко и радостно. Так, как было всегда. – Только о тебе думали! Чай с Николаем Митрофановичем пили с розовым вареньем и решали, как тебя к себе заманить!
Там рассмеялись, и Амина в ответ так же.
– Мамочка… Людмила Васильевна, я бы с радостью, вы же знаете, но скорее уж вас к себе заманю. Помните ведь? Договаривались!
По ту сторону рассмеялись в два голоса. Амина это слышала, и почему-то к горлу подступил ком. Очень сложно было сглотнуть.
– Договаривались, милая. Договаривались. Вот Николаша отходит к доктору все, что положено, и мы сразу к тебе. Нас обязали курс закончить – врач прямо как ты – чуть ли не в письменном виде с Николаши стребовал подтверждения, что долечим коленку свою многострадальную. А ты же знаешь, как папа у нас лечиться не любит…
– Ну ладно тебе, Люд… Чего ты ребенка грузишь…
От звука еще одного родного голоса сердце Амина замерло, а потом забилось неровно, сильно, вылетая из груди. Как же похож… Как похож.
– Мамочка, вы скажите Николаю Митрофановичу, что я врача очень понимаю, и жду вас вдвоем со здоровой коленкой. А если хотите – то прямо сейчас приезжайте, тут врача найдем. Просто скучаю… очень… мамочка… – в глазах встали слезы.
Люди не верят, но у стерв тоже на глазах выступают слезы. У черствых для посторонних людей, у язвительных, хватких прожигательниц жизни, бесстыдниц есть души. А там, где есть женская душа, она чаще всего плачет.
– И мы скучаем, Аминушка. Но ты не думай – мы список составили уже, чемодан купили новый – чтоб вещей набрать с собой на месяц, как ты и просила…
– Я насовсем просила…
Снова рассмеялись в два голоса.
Видимо, на громкую связь включили. Они у нее молодцы – и скайпом пользоваться научились, и телефоны купленные освоили. Амина ими очень гордилась. И любила их тоже – очень.
– Ну, давай сначала на месяц, дочь, а там уж посмотрим. Мы же, старики, к месту привычны… – ответил теперь Николай Митрофанович.
С ним спорить Амина не могла, да и за много лет схему с Людмилой Васильевной они уже отработали неплохо – она убалтывает мать, а та уж занимается уговорами отца.
– Хорошо, дорогие мои, тогда жду вас с чемоданом в скором времени…
– А мы долму3 твою ждем, доченька… Ой как ждем, – ее любимые, смешливые, никогда не отчаивающиеся старики сегодня тоже не предали себя – в каждом их слове жил энтузиазм. Заразительный и поразительный.
– Будет, все будет. Обещаю.
– Ну хорошо, вы тут с Людой договорите, а мне отойти надо – домашний разрывается. Целую, Амиша.
– До связи, Николай Митрофанович!
Несколько мгновений они с Людмилой Васильевной слушали, как Николай, кряхтя, встает, бубнит о том, что у звонящего нет совести старых людей по квартире гонять, а потом встает уже Людмила, дверь на кухню, видимо, закрывается…
– Ну что? – теперь Людмила Васильевна говорила уже тише и как-то по-заговорщицки. Ну любит женское сердце секреты, что тут поделать?
– В точности, как вы советовали сделала, мамочка. Поговорили…
– Спокойно?
– Ага. Очень.
– И ты…
– И я поспорить предложила…
– А он?
– А он согласился.
– Вот молодец!
– Я или он? – Амина улыбнулась. Людям с возрастом, с тем, как все меньше они могут сделать физически, намного важнее становится понимание значимости тех своих дельных советов, которые они дают родным и которые становится действительно полезными для них. Людмиле Васильевне очень важно было знать, что ее совет оказался полезным.
– Оба, – женщины звонко рассмеялись. – Так, Аминчик, там Николаша уже договорил, кажется, так что я тебе позже позвоню – расскажешь, как прошло все. Ух… Попадись мне этот твой начальник – покажу ему, как с нашей лебедушкой разговаривать нужно.
– Хорошо, мамочка, тогда на выходных позвоню еще. Часов в девять, как всегда?
– Да, пока, милая. Целую сильно.
– И я вас… И… ну вы знаете, в общем.
– Обязательно, Аминка, поцелую. Как всегда. В среду пойдем – поцелую.
– Спасибо…
Скинув, Амина еще какое-то время стояла, прислонившись лбом к холодному стеклу, следила за тем, как по дороге проносятся машины, как ветерок теребит салатовые листья на деревьях. И на душе было так много чувств сразу. Тепло, грусть, нетерпение, ожидание, предчувствие.
– Амине-ханым, а работать-то кто будет? – она даже не заметила, что по дощатому полу вновь простучали набойки Мировых ботинок, что остановились они в дверном проеме, что прислонились, но скорей уже не они, а их гордый горный носитель, к дверному косяку, сложили руки на груди и вопросительно вскинули бровь.
– Будем Дамирсабирыч. Будем, – Амина тоже развернулась, присела на подоконник, сложила руки на груди, забросила ногу на ногу, улыбнулась.
– Договорились же, что Миром буду.
– Будете, вот только я вам не Амине, и не ханым.
– А бесишься-то из-за этого почему так сильно?
Отсутствие угрозы получить скандал на ровном месте позволило начать задавать вопросы, которые давно интересовали, но касаться которых раньше означало – нарываться на очередную перепалку.
– Не бешусь, просто не нравится.
– Не верю, – ответ его не удовлетворил, но настаивать он не стал. – Но ладно, хочешь Аминой – будешь Аминой. Могу даже Аней называть. Или еще как-то – как придумаешь. Но работать все равно иди. Тебя там твои курочки-бабочки заждались. Ты им репетицию обещала. А они, вместо того, чтоб танцевать, сидят на баре и парней мне смущают. Богатыри красные стоят – капец просто. Толик – женатый, тот вообще не знает, куда себя деть. Смотрю на него и аж жалко – прямо видно, как рука тянется к кольцу – снять его и сорвать эти путы верности, а потом, видимо, вспоминает, что жену любит – и все – бежит в подсобку. Плакать, наверное…
Почесав щетинистый подбородок, Мир явно задумался о том, что только что выдал, а Амина прыснула смехом.
Прекрасное настроение стало еще лучше.
Поднявшись с подоконника, она подошла к Дамиру, остановилась, заглянула в лицо, склонив голову. Изучила его внимательно – если честно, давно хотелось так сделать, но все как-то повода не находилось.
